Клавдия Константиновна Шверида – единственная защитница блокадного Ленинграда, проживающая в нашем районе. Десять лет назад, когда уже не могла жить без посторонней помощи, она приехала к дочери в Мотоль. 3 июня 1941 года ей исполнилось 18 лет. До своего совершеннолетия закончила семилетку. Работала в регистратуре Колпинской поликлиники и училась на двухгодичных краснокрестинских курсах медицинских сестер, когда началась война. Это позже историки назовут ее Великой Отечественной, а главным военным событиям дадут свои имена, среди которых отдельной строкой впишется и блокада Ленинграда…

Мы сидим в уютной кухне семьи Чугаевых и долго не можем начать разговор о войне. Все вокруг нее, но только не о главном. 
- Мама не любит вспоминать войну, - сказала как бы невзначай ее дочь Любовь Николаевна.  
- Да зачем же так, - возразила Клавдия Константиновна, - просто каждый по-своему прошел  войну.
Она глубоко вздохнула, собираясь с мыслями, и вполголоса начала свой рассказ.
- К войне все готовятся. Это дело не одного дня. Ведь сколько орудий надо, боеприпасов, запаса продовольствия, бомбоубежищ, медикаментов, армию обучить! А в бою перед пулей, выходит, все равны. У нас в мирное время тоже были учения (по давности не помню, как они назывались). Я тоже участвовала. О войне мы узнали в тот же день. Работа практически остановилась. Посетителей в поликлинике  было удивительно мало. После обеда на собрании нас заверили, что враг будет разбит, и война долго не затянется. Предупредили о военном положении. Что это означало, из молодых толком никто не представлял. Через пару дней мужчины уже толпились возле военкоматов, а Красный Крест собирал отряды санитарных дружин - в основном из молодежи. Днем мы работали, а  вечером допоздна учились бинтовать, накладывать шины… 
Делали перевязки мирным больным. И не верилось, что не пройдет и два месяца, как жизнь поменяется. Перешли на казарменное положение. В стенах техникума, больницы, некоторых школах расположились госпитали. Были сформированы отряды сандружинниц. После первого боя  пошли собирать раненых. Вот тут-то и началось. Мы, молодые, не готовы были к таким страданиям людей. Дрожали руки от страха, когда бинтовали свежие травмы, а вид крови вызывал тошноту. Раненные в живот солдаты просили: «Сестричка, дострели!». У кого-то голова прострелена, мозг виден, а он перед смертью пытается что-то сказать… 
От грохота, дыма и криков казалось, что сам медленно сходишь с ума. Бывали дни, что в сутки дремали по пару часов, столько было раненых. Ведь основные бои за Ленинград шли на колпинском направлении. 
Клавдия Константиновна замолчала. Видно было, что она собирается что-то сказать, но продолжать разговор ей тяжело. За столом восстановилась тишина, и мы не знали, как ее нарушить. Еще немного помолчав, она продолжила: 
- На первом этапе войны Колпино обстреливали по несколько раз в день. В отдельные дни было столько убитых, что покойницкая не вмещала всех. Трупы лежали на улице. Сестры закрывали им глаза... Раненых бинтовали, накладывали жгуты, а тяжелых заносили в помещение. Приходилось обходить дома после бомбежки и оказывать помощь пострадавшим среди мирного населения. Во время осады Колпина многих моих знакомых сандружинниц отправили на фронт. Но самое ужасное ждало нас впереди...
Октябрь стал для колпинцев, как и для всех ленинградцев, месяцем вступления в страшную пору блокады. К этому времени городские подвалы были забиты беженцами: фашисты согнали в город жителей окрестных деревень. Уже в начале месяца продовольственные нормы были снижены, а позже хлеб и вовсе пекли с добавками, в которых чего только не было. А еще расскажу вам про блокадные щи, которые спасли жизнь не только мне, но и многим, кто голодал в те дни.
В нашем госпитале продукты были на исходе. Уже несколько раз урезались нормы. Худющий персонал еле двигался, а раненые не могли подняться. Во время затишья кто-то вспомнил, что на тельмоновских полях росла капуста. Ее, конечно, убрали давно. Но, может, хоть что-то осталось? На наше счастье,  остались подмерзшие нижние кочерыжки, не догнившие капустные листья. С риском для жизни было собрано все, что можно было положить в котел. 
Почистили до последнего корешка, добавили такой же мерзлой картошки и каких-то круп... И так жадно ели! Никто не отодвинул тарелку, и никто на донышке не оставил еду, не сделал упрека в чей-то адрес.  
Несколько дней такой пищи спасли не одну солдатскую жизнь. После много раз я слышала, как, умирая, взрослый человек еле слышно шептал: "Мама, хлеба!" На "черном масле", которым смазывали станки, жарили лепешки из лебеды. Из трав готовили запеканку с мучной подливкой. «Ели» вначале запах, а после уже саму пищу. И это было за счастье. 
В пору блокады люди употребляли все, что было съедобно: кожаные вещи, птиц, котов, собак, кору деревьев, особенно хвою, которая спасала от цинги. В голоде люди доходили до безумия...
А дальше было еще хуже. Трупы лежали на улице, в разрушенных домах,  бомбоубежищах. Делаем обход домов, а по улице навстречу идет, нет, бредет, правильнее сказать, пытается сделать шаг человек, и по внешнему виду  нельзя определить: мужчина это или женщина, какого возраста. Как призрак. Делает шаг и… падает. Подходишь, а он мертвый.
 Ко всему привыкает человек, но к смерти нельзя привыкнуть. Всюду присутствовал ее ужас: на улицах, в госпитале. От голода дома умер папа. Он с предыдущей войны пришел без ноги, и его не взяли на фронт. Работал в блокаду на Ижорском заводе. И сестра в 14 лет пошла туда токарем. Она на ящике стояла, чтобы доставать до станка. Так с одной записью в трудовой книжке и ушла на пенсию. 
Спасением для многих, в том числе и для меня, стала дорога жизни через Ладожское озеро. Она была небезопасной. Сколько на дне его металла и людских жизней - одному Богу известно. Лед проваливался от бомбежек и тяжести грузов, но это был коридор жизни, последняя капля надежды на выживание.     
За несколько месяцев до окончания блокады я получила тяжелое ранение ноги. По этой дороге меня переправили в госпиталь г.Омутнинска Кировской области. Здесь «царила» другая жизнь. Не видно было исхудалых до изнеможения людей, не слышно трупного запаха, мертвые не лежали на улицах. На рынке за коробок махорки можно было выменять краюху хлеба, пару  яиц... 
До окончания войны оставалось мало. Меня выписали после лечения, и я с костылем подалась на Кавказ, так как въезд в Ленинград был закрыт. Как только запрет был снят, сразу же вернулась домой. Возглавила организацию Красного Креста Колпина и стала работать медсестрой в больнице. 
В личной жизни у меня как в сказке получилось. Незадолго до войны я познакомилась с парнем, встречались. Николай учился в военном медицинском училище. Мы не виделись всю войну (он, в отличие от меня, служил, а мы, сандружинницы, работали в военном госпитале). Из-за тяжелого ранения в область сердца получил третью группу инвалидности. Пережил, как и я, блокаду, нашел меня после войны. В те короткие встречи и подумать не могла, что это моя судьба. Мы вырастили троих детей. Старший сын родился в Колпино. Вскоре переехали в Винницкую область. Муж работал фельдшером в санстанции, я - заведующей детским садом при районной больнице. Мы с ним через всю жизнь пронесли чувство сострадания к чужой беде. И по сей день не люблю слово «голод». Мне от него становится холодно. Наши дети не смели говорить "я голоден", если в доме был хлеб.
В конце 50-х годов поехала на комиссию по установлению группы инвалидности. Послевоенный врач, который подписывал документы, поинтересовался, почему же мне с таким ранением сразу не дали группу. "А кто бы страну поднимал, если б таким, у кого руки-ноги есть, группы давали?" – ответила я. 
Клавдия Константиновна еще рассказывала нам, как они долгое время встречались в День Победы. На ресторан денег не хватало, сидели у кого-то из своих, пели под гармошку на улице и вспоминали, вспоминали... Ведь это молодость была!
В канун Дня Победы Клавдию Константиновну Шверида посетил консул-советник  Генерального консульства России в Бресте Руслан Александрович Бойчук, который поздравил ее с праздником и вручил от имени губернатора Санкт-Петербурга памятный знак к 70-летию полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады. Поздравления она получила также от председателя Мотольского сельисполкома Сергея Николаевича Пилиповича, председателя районного совета ветеранов Василия Петровича Куницкого и председателя совета ветеранов агрогородка Мотоль Александра Антоновича Пицухи. А коллектив «Мотольские соседи» подарил женщине народные песни.
 Среди наград К.К.Шверида - орден Отечественной войны первой степени, медаль Жукова и ряд юбилейных медалей. Но самой высокой наградой она считает дарованную ей жизнь.
- Жаль, что годы берут свое. А жить хорошо. И так еще хочется пожить!..
3 июня Клавдии Константиновне исполнился 91 год. Пусть ее желание "пожить еще" исполнится.

Людмила СЕРГЕЕВА. 

Сергеева, Людмила Молодость, крещённая войной / Л. Сергеева // Чырвная звязда. - 2014. - 6 июня